Каждое лето Нину и её младших братишку и сестрёнку мама вывозила из Ленинграда в деревню Нечеперть, где чистый воздух, мягкая трава, где мёд и парное молоко… Грохот, взрывы, пламя и дым обрушились на этот тихий край в четырнадцатое лето пионерки Нины Куковеровой. Война! С первых дней прихода фашистов Нина стала партизанской разведчицей. Всё, что видела вокруг, запоминала, сообщала в отряд. В деревне горы расположился карательный отряд, все подступы перекрыты, даже самым опытным разведчикам не пробраться. Вызвалась пойти Нина. Полтора десятка километров шла она заснеженной равниной, полем. Не обращали внимания фашисты на продрогшую, усталую девочку с торбой, а от её внимания ничто не укрылось - ни штаб, ни склад горючего, ни расположение часовых. И когда ночью партизанский отряд выступил в поход, Нина шла рядом с командиром как разведчица, как проводник. Взлетели в ту ночь на воздух фашистские склады, вспыхнул штаб, пали каратели, сражённые яростным огнём. Не раз ещё ходила на боевые задания Нина - пионерка, награждённая медалью "Партизану Отечественной войны" 1 степени. Юная героиня погибла. Но память о дочери России жива. Посмертно она награждена орденом Отечественной войны 1 степени. Нина Куковерова навечно зачислена в состав своей пионерской дружины.
Аркадий Каманин
Он мечтал о небе, когда был ещё совсем мальчишкой. Отец Аркадия, Николай Петрович Каманин, лётчик, участвовал в спасении челюскинцев, за что получил звание Героя Советского Союза. А ещё всегда рядом друг отца, Михаил Васильевич Водопьянов. Было отчего загореться сердцу мальчугана. Но в воздух его не пускали, говорили: подрасти. Когда началась война, он пошёл работать на авиационный завод, потом на аэродром использовался любым случаем, чтобы подняться в небо. Опытные пилоты, пусть всего на несколько минут, случалось, доверяли ему вести самолёт. Однажды вражеской пулей было разбито стекло кабины. Лётчика ослепило. Теряя сознание, он успел передать Аркадию управление, и мальчик посадил самолёт на свой аэродром. После этого Аркадию разрешили всерьёз учиться лётному делу, и вскоре он начал летать самостоятельно. Однажды с высоты юный пилот увидел наш самолёт, подбитый фашистами. Под сильнейшим миномётным огнём Аркадий приземлился, перенёс лётчика в свой самолёт, поднялся в воздух и вернулся к своим. На его груди засиял орден Красной Звезды. За участие в боях с врагом Аркадий был награждён вторым орденом Красной Звезды. К тому времени он стал уже опытным пилотом, хотя было ему пятнадцать лет. До самой победы сражался Аркадий Каманин с фашистами. Юный герой о небе мечтал и небо покорил!
Лида Вашкевич
Обыкновенная чёрная сумка не привлекла бы внимания посетителей краеведческого музея, если бы не лежал рядом с нею красный галстук. Замрёт невольно мальчишка или девчонка, остановится взрослый, и читают пожелтевшую справку, выданную комиссаром партизанского отряда. О том, что юная хозяйка этих реликвий пионерка Лида Вашкевич, рискуя жизнью, помогла вести борьбу с фашистами. Есть и ещё одна причина того, чтобы остановиться возле этих экспонатов: Лида награждена медалью "Партизану Отечественной войны" 1 степени. …В городе Гродно, оккупированном фашистами, действовало коммунистическое подполье. Одной из групп руководил отец Лиды. К нему приходили связные подпольщиков, партизан, и каждый раз у дома дежурила дочь командира. Со стороны поглядеть - играла. А она зорко всматривалась, вслушивалась, не приближаются ли полицаи, патруль, и, если нужно, подавала знак отцу. Опасно? Очень. Но по сравнению с другими заданиями это и было почти игрой. Лида добывала бумагу для листовок, скупая по паре листочков в разных магазинах, часто с помощью своих друзей. Наберётся пачка, упрячет её девочка на дно чёрной сумки и доставит в условленное место. А на другой день весь город читает слова правды о победах Красной Армии под Москвой, Сталинградом. Об облавах, обходя явочные квартиры, предупреждала народных мстителей девочка. Поездом со станции на станцию ездила, чтобы передать важное сообщение партизанам, подпольщикам. Взрывчатку мимо фашистских постов проносила всё в той же чёрной сумке, засыпав доверху углём и стараясь не сгибаться, чтобы не вызвать подозрений, - уголь-то взрывчатки полегче… Вот что за сумка оказалась в Гродненском музее. И галстук, который Лида тогда носила за пазухой: не могла, не хотела с ним расставаться.
Корреспондент «Вечёрки» отыскал тех, кто поддерживает сегодня память о пионерах-героях нашего города и области
В конце прошлого года «ВП» рассказал о младшей сестре Героя Советского Союза пионерки Зины Портновой — Галине, которая во время войны была вместе с сестренкой в Белоруссии, а сейчас живет в Петербурге. Делясь воспоминаниями, наша собеседница посетовала, что память о героях, приближавших Победу, сейчас бесследно смывается. «Если имя Зины еще помнят, — поделилась Галина Мартыновна, — то о других наших героических школьниках-земляках — Ларисе Михеенко, Нине Куковеровой, Марксе Кротове — совсем не знают и не говорят». Мы решили обратиться к этой теме и рассказать о тех, кого когда-то знала и чтила вся страна. Тем более сейчас, в преддверии Дня Победы, который мы встречаем в очень неспокойной обстановке, это кажется особенно актуальным.
Нина Куковерова: Я — русская
Нина Куковерова встретила войну под Ленинградом. В первый же месяц оккупации стала помогать партизанам. С родными была сослана на Псковщину, где вступила в партизанский отряд в качестве разведчицы. Казнена в конце 1943 года.
Местом памяти Нины долгие годы было село Шапки, что в Тосненском районе. Местные учителя и ученики с 50-х годов поддерживали связь с ее мамой Александрой Степановной, собирали информацию о жизни пионерки, принимали у себя школьников со всего Союза. В начале 2000‑х шапкинскую школу закрыли. Классы перевели в соседнюю Нурму. О Нине Куковеровой не забыли, но традиция бережного поддержания памяти героической юной ленинградки, к сожалению, прервалась.
«Вечёрка» побывала в Нурме, встретилась с учителем истории и руководителем школьного музея Татьяной Антипенко. И выяснила: все, что осталось от полувековой кропотливой работы шапкинских энтузиастов, — старый зеленый альбом, в котором собраны фотографии Нины, а также письма и воспоминания ее мамы.
— Это единственный документ, который у нас есть, — рассказала Татьяна Ивановна. — Да и он сохранился по сути совершенно случайно. Когда школу упраздняли, многие вещи выбрасывали. И скорее всего выкинули бы и этот альбом. Но кто-то прихватил его, решил сохранить и перевез в Нурму. Но и тут он лежал в школьной подсобке несколько лет забытый, пока его случайно не обнаружили...
Информацию о Нине Куковеровой сегодня, к сожалению, непросто найти. В Интернете выдаются дежурные крохи. Книги, рассказывающие о подвигах детей войны, почти не переиздаются. Поэтому школьный альбом стал для нас, журналистов, в этом смысле настоящим ценным первоисточником.
В маленькую деревеньку Нечеперть — через лес от Шапок — Куковеровы приезжали каждое лето, снимали дом, отдыхали от города.
В 41-м приехали тоже. Когда началась война, мать с детьми — 14-летней Ниной и двумя младшими — осталась в деревне (в Ленинград бежать еще не думали). Отца в это время забрали на фронт. Скоро он прислал письмо: «Ниночка, пока я стою около пушки и бью фашистов, ты помогай мамочке!» Дочь ответила: «Хочу помогать тебе бить фашистских гадов».
В августе гитлеровцы вошли в Ленинградскую область. 28-го числа взяли Шапки и Нечеперть. Остатки разбитых советских частей группами пробивались на восток. Тогда Нина приютила в доме первых раненых красноармейцев. Скоро появились и партизаны: «Девочка, русские в селе есть?» (Деревня была финская.) «Я русская!» — ответила она.
Стала помогать. Обходить округу. Примечать — где и какое скопление фашистов. Сообщать своим. По ее разведданным уже осенью было совершено несколько нападений на дислоцирующиеся немецкие отряды, которые готовились к переброске под Ленинград или возвращались оттуда на лечение.
Через год Куковеровых, как и других местных жителей, отправили в лагерь в Гатчину. А оттуда вывезли под Великие Луки. Нина сразу же вышла на партизан. А потом ушла в отряд. Как и в Тосненском районе, принялась ходить по деревням — собирать информацию, расклеивать листовки. В конце 43-го участвовала в разгроме базы эсэсовцев в деревне Горы: проникла на территорию селения, изучила расположение карателей, сообщила сведения своим.
Погибла она в декабре того же 1943 года. Во время очередного рейда девочку выдал предатель. Нину подвергли жестоким истязаниям, потом казнили. В эти самые дни, в декабре, в соседней Витебской области в плен попала Зина Портнова. До освобождения Ленинграда — родины обеих девочек — оставался месяц…
Вот такая у нас получилась история, короткая, без особых подробностей. Хотя сказано многое. Хотелось бы только, чтобы память не была короткая (многие ли в самом Петербурге помнят сегодня об этой девчонке?). Чтобы не оставался от нее только один потрепанный зеленый альбом с никому, наверное, уже не нужными фотографиями. Где неровным материнским почерком написано: «Немцы удивлялись — кто это мог передавать информацию партизанам, вызывали меня…». Или: «Тело Нины нашли в подвале с картошкой…» И другие подобные строчки, которые всегда так горько читать. И сегодня — особенно.
Кротов, Купша, Рыжов: Если наш — надо спасать
Еще три имени, которые когда-то знала вся страна: Маркс Кротов, Альберт Купша, Коля Рыжов. Жили в деревне Смёрдыня Тосненского района (совсем недалеко, в 30 км от Шапок, где оказалась в оккупации Нина Куковерова). Совершили крупную диверсию. Были казнены. О героях-земляках местные жители сегодня не забывают. Место памяти пионеров — обелиск на месте расстрела и школа имени А. Н. Радищева города Любань.
Любань — центр окрестных деревень. И Смёрдыни тоже. Про погибших мальчишек здесь помнят еще со слов очевидцев.
— Маркс был родом из самой Смёрдыни, Альберт приехал с семьей из Латвии, про Колю ничего не известно, — рассказывает руководитель школьного музея заведующая библиотекой Марина Ефремова. — Учились в одной школе, были друзьями. Когда началась война, им по 12 — 13 лет было. Первое время, как и все мальчишки, бегали по лесам, смотрели — что да как. Потом Маркс вышел на партизан…
Вот какие строки находим мы в воспоминаниях матери Маркса — Евдокии Павловны:
«Как-то над нашим селом воздушный бой начался. Все по домам попрятались. А Маркс с Колей и Альбертом исчезли. Наблюдали бой на окраине села. Когда один из самолетов загорелся — решили: «Если наш — надо спасать». Летчик оказался русским. Весь обгорел и был уже мертвым. Мальчики взяли документы и письмо к матери. Все это отнесли к партизанам, а те родным переслали. Летчика тайком похоронили. А потом часто наведывались на ту могилу».
Или: «В одну ночь, зимой, стучат в окно. Смотрю: стоят двое.
— Свои, — говорят, — пустите.
Посмотрела на детей — страшно стало. За укрытие красноармейцев — расстрел.
А Маркс, не задумываясь: «Надо пустить, это же наши»...
Поднялся, окна плотно притворил, чугунку затопил. Обогрелись бойцы. Потом Маркс кружным путем вывел их из села».
В конце декабря 41-го, по заданию партизан, ребята пробрались ночью на лыжах на аэродром в соседнем селе Бородулино и керосиновыми фонарями обозначили место дислокации немецких самолетов, которые летали на Ленинград. По наводке, в темноте, советские летчики разбомбили аэродром. В эту же ночь партизаны совершили нападение на бородулинскую фашистскую воинскую часть — перебили солдат, забрали коней, продовольствие, оружие.
После фашисты принялись прочесывать деревни, выявлять подпольщиков.
В одну ночь к Кротовым пришел человек — назвался беглым красноармейцем, просил дать продовольствие, одежду, а также лыжи и фонарь. Маркс ответил, что ничего этого у него нет. Человек наведался еще в несколько домов. И в одном ему не отказали, а также объяснили, как идти к партизанам. Произошел прокол.
Мальчишек и еще одного подпольщика арестовали.
Маркса и Альберта расстреляли. Колю повесили. Казнь произошла на берегу Белого озера, недалеко от Смёрдыни, 7 февраля 1942 года…
В школьном музее сегодня висят две фотографии погибших — Маркса и Альберта. Карточки Коли нет.
Среди документов, которые хранятся в школе, и большие альбомы (подобные нурминскому) — с фотографиями, воспоминаниями. Когда-то в Любани работала железнодорожная школа, ее ученики собирали информацию о героях Великой Отечественной, освобождавших эту землю. После расформирования школы в 80-е годы документы — а это целых 30 альбомов (!) — какое-то время хранились у одной из учительниц. После она передала их в городскую библиотеку. А в начале 2000-х в школу имени Радищева из библиотеки поступил звонок: «Нужны альбомы — забирайте. Нет — выкинем».
Радищевцы забрали альбомы к себе в музей. И обнаружили в них ценнейшую информацию, которую сегодня не найдешь ни в Интернете, ни в книгах! Рассказы участников освобождения Любани. Подробные биографии бойцов, среди которых медсестра 318-го медико-санитарного батальона Лиза Отвагина — в 44-м она дралась за Любань. Герой Советского Союза таджик Туйчи Эрджигитов, закрывший 5 октября 1943 года в бою за Смёрдынь телом немецкую амбразуру. Татарский поэт Муса Джалиль, взятый в плен в 42-м под Любанью и организовавший на немецкой земле подпольную сеть сопротивления. Конечно, Маркс, Альберт, Коля…
После войны на предполагаемом месте гибели друзей на Белом озере был установлен памятный монумент. В советское время здесь каждый год проводили посвящение в пионеры любанских пятиклассников. Три года назад школа возродила эту традицию. В форме исторической реконструкции школьников привозят к обелиску пионерам-героям, повязывают галстуки, объясняют значение ритуала, после они поют песни, жгут костер.
«Чтобы знали, что было раньше, — говорят учителя. — И кто такие настоящие герои».
Из письма Павла Венкова, директора школы, где до 41-го года учились мальчишки:
«Маркс Кротов окончил 5 классов, подлинник его свидетельства с оценками об окончании начальной школы хранится в Музее истории Ленинграда в Пионерском зале. Рыжов Николай по семейным обстоятельствам в 5-й класс не поступил, а пошел в подпаски -- пасти колхозный скот. Купша Альберт учился на класс старше Кротова, был отличником по всем предметам».
Лариса Михеенко: Кончится война, приедем домой…
«Партизанка Лара» — так называется повесть, которую написала о ней Надежда Надеждина. «В то далекое лето» — художественный фильм, который сняли об этой девочке на «Ленфильме». Лариса Михеенко родилась в 1929 году. Училась в школе №106 на Лесном проспекте. Поехала с бабушкой в Калининскую область. Ушла в партизаны. В ноябре 1943-го попала в плен. Расстреляна в окрестностях деревни Игнатово Пустошкинского района — за 3 дня до прихода сюда Красной Армии.
106-я школа сегодня находится на Сердобольской улице Петербурга. Другие стены, другие люди. Но о бывшей ученице здесь помнят. Созданный в 70-е годы музей ее имени сохранился и в перестроечные годы, и в 90-е. Несколько лет назад его переименовали в «музей истории школы». Но основная экспозиция по-прежнему осталась посвященной пионерке.
— О Ларисе стало известно совершенно случайно, — рассказывает учитель истории и заведующая музеем Татьяна Галко. — В 1957 году наши ученики — шести-семиклассники — собирали макулатуру, ходили по домам. И вот в одной квартире встретили женщину. Она сказала: «Моя дочка была такая же и тоже училась в 106-й», заплакала. Начали расспрашивать. Объяснила в общих чертах. Мама ведь сама многого не знала. После войны она думала, что дочь жива, поехала в деревню, а там ей показали могилу. Школа заинтересовалась этой историей: их ученица — партизанка! Решили ехать в Пустошкинский район. И так, экспедиция за экспедицией, составилась картина подвига ленинградской школьницы...
Выяснили, что летом 41-го Лариса с бабушкой поехали в деревню Печенёво к родственнику — дяде Родиону, старушке хотелось на старости лет посетить родные места. Когда в этих краях появились немцы, девочка с бабушкой пытались пробиться обратно, но не удалось.
«Дорогая мамочка, — написала дочь матери, — случилось большое несчастье. Железную дорогу в Пустошке разбомбили, приехать не можем. Могла бы пешком прийти, сил бы хватило, но жаль оставить одну бабушку. Не жди, не приеду. Писать подробнее нет времени, сильно тороплюсь. Это письмо посылаю с солдатом. Наши отступают. Не расстраивайся, кончится война, приедем домой...»
После прихода фашистов в Печенёво дядя согласился служить оккупационным властям, стал старостой. Мать и племянницу, осуждавших его, отправил жить в баню. Спустя год девочке пришла повестка явиться в молодежный лагерь, откуда подростков отправляли на работы в Германию. Лариса с подругами решила уйти к партизанам.
Читая воспоминания заместителя командира разведки 6-й партизанской бригады Павла Котлярова, которые хранятся в школе, поражаешься разнообразности заданий, которые выполняла молодая партизанка.
Вот поставлена задача немедленно выявить нумерацию фашистских частей, которые передвигаются на восток. Лара, под видом нищенки, появляется в деревне Усть-Долыссы, где стоит крупный гарнизон полицаев. Среди них двое — законспирированные партизаны Вася Новак и Коля Шарковский. Она объясняет им задачу. Парни похищают ночью мешок с полевой немецкой почтой и передают Ларисе, которая доставляет его в отряд. Через сутки письма с ценными сведениями отправлены самолетом командующему фронтом. Информация — известна.
В этой же деревне находится батальон власовцев. Коля Шарковский связывается с ними, дает листовки, общается. В результате 18 человек решают перейти на сторону партизан. Лара является посредницей между сторонами и выводит власовцев из деревни к своим.
И таких историй — десятки, среди которых и спасение раненых, и подрывы мостов, и разведка местности…
Конец наступил во время очередного задания. На одной из явок Лариса нарвалась с двумя партизанами на засаду (сдал кто-то из местных). В завязавшемся бою обоих мужчин убили. Лару схватили. При задержании она пыталась подорвать себя и немцев ручной осколочной гранатой, но снаряд по какой-то причине не разорвался...
Контакты с мамой Ларисы — Татьяной Андреевной — школа №106 поддерживала до самой смерти женщины. Традицию экспедиций в Пустошкинский район продолжает по сегодняшний день. С перерывами в два-три года, так же как и 50 лет назад (и в наше время это кажется поразительным), современные питерские школьники выезжают на места, где воевала их ровесница, и обходят деревню за деревней. Последний раз были в 2011 году. Теперь поедут в нынешнем, в июне.
Как рассказала нам зам. по воспитательной работе Татьяна Максимцова, месяц назад они уже съездили в Пустошку, договорились с местной школой о размещении. В экспедицию вместе с учителями отправятся 15 старшеклассников. В течение трех дней они пройдут 80-километровый маршрут. Наведут порядок на захоронениях, покрасят таблички, возложат цветы…
Из воспоминаний подруги детства Ларисы, ленинградки Лидии Тёткиной:
«Последний раз я видела Лару 22-го июня 1941 года. Утром она пришла ко мне прощаться. Уезжала отдыхать с бабушкой в деревню. Сказала - «Лида, я не хочу уезжать. Пиши мне. С собой ничего не беру. Возьму только одну гитару, без неё я жить не могу». Я пришла её провожать к дому, но они так торопились, что я не успела ничего сказать Ларе. В моей памяти она осталась в красном платье с гитарой и продуктовой сумочкой в руках».
| Патриотическое, духовно-нравственное воспитание школьников | Юные герои Великой Отечественной войны | Пионеры-герои Великой Отечественной войны | Нина Куковерова
Пионеры-герои Великой Отечественной войны
Нина Куковерова
Когда началась война, мать с детьми - 14-летней Ниной и двумя младшими - осталась в деревне. Отца в это время забрали на фронт. В августе гитлеровцы вошли в Ленинградскую область. 28-го числа взяли Шапки и Нечеперть. Остатки разбитых советских частей группами пробивались на восток. Тогда Нина приютила в доме первых раненых красноармейцев. Скоро появились и партизаны. Стала помогать. Обходить округу. Примечать - где и какое скопление фашистов. Сообщать своим. По её разведданным уже осенью было совершено несколько нападений на дислоцирующиеся немецкие отряды, которые готовились к переброске под Ленинград или возвращались оттуда на лечение.
Через год Куковеровых, как и других местных жителей, отправили в лагерь в Гатчину. А оттуда вывезли под Великие Луки. Нина сразу же вышла на партизан. А потом ушла в отряд. Как и в Тосненском районе, принялась ходить по деревням - собирать информацию, расклеивать листовки. В конце 43-го участвовала в разгроме базы эсэсовцев в деревне Горы: проникла на территорию селения, изучила расположение карателей, сообщила сведения своим.
Погибла она в декабре того же 1943 года. Во время очередного рейда девочку выдал предатель. Нину подвергли жестоким истязаниям, потом казнили.
Местом памяти Нины долгие годы было село Шапки, что в Тосненском районе. Местные учителя и ученики с 50-х годов поддерживали связь с её мамой Александрой Степановной, собирали информацию о жизни пионерки, принимали у себя школьников со всего СССР. В начале 2000‑х шапкинскую школу закрыли. Классы перевели в соседнюю Нурму.
Награждена медалью «Партизану Отечественной войны» I степени. Зачислена в состав пионерской дружины.
_____________________
В короткой ветхой шубейке, с залатанной холщовой торбой через плечо, в сумерки возвратилась Нина в занесённую снегом лесную землянку.
Много бездомных голодных мальчишек и девчонок бродили в те тяжёлые времена из деревни в деревню, стучали в хмурые, тёмные окна изб, выпрашивая горсточку пшена, корку хлеба. И Нина, чтобы не привлекать внимание немцев и полицаев, делала, как все.
В партизанской землянке её встретила подрууа Катя:
- Ну, как?
- Потом, - устало пробормотала Нина.
В землянке было тепло, иззябшую,голодную Нину сразу разморило. Очень хотелось есть, но ещё больше спать: трое суток скиталась по дорогам. Нина легла на широкую скамью возле стены, с головой накрылась шубейкой и сразу заснула.
Вот Нина видит во сне маленькую деревушку. Колодец с длинным воткнутым в небе шестом-журавлём посреди тихой улицы. Нина сразу узнаёт - это же Нечепереть!
Мать всегда на лето вывозила сюда из Ленинграда всех трёх детей: Нину и её младших братишку и сестрёнку. Пусть досыта надышатся медвяным деревенским воздухом, поваляются на травке, вволю попьют тёплого парного молока.
И вдруг - война...
И сейчас во сне Нина видит: деревня замерла, притаилась. Но вот - шум, треск... Цепочка немецких мотоциклистов ворвалась в деревню. С грохотом промчались машины мимо молчащих, словно вымерших изб. И понеслись дальше.
...А когда стемнело, в избу, где жила Нина, осторожно постучали.
Вошли трое. Один высокий, под самый потолок, в сапогах и выгоревшем пиджаке. Пиджак был ему маловат: казалось, наклонись - треснет в плечах.
Двое других были пониже и помоложе и не прошли в избу, а остановились у двери, привалившись к косяку.
Первый - его звали Тимофей - обвёл Александру Степановну и детей изучающим, внимательным взглядом и негромко, властно, так, словно он здесь был хозяином, а не пришельцем, спросил:
- Куковеровы? Ленинградцы?
Александра Степановна, мать Нины, торопливо кивнула.
Огромный Тимофей, шагая удивительно легко, неслышно подошёл к окну, поверх занавески долго вглядывался во тьму. Вернулся к столу, сел. Подозвал Нину.
Спросил, как зовут, в каком классе. Пионерка? А немецкий знает?
Нина отвечала, чуть подумав перед каждой фразой.
Это, видимо, особенно понравилось партизану.
«Серьёзная. Хоть и маленькая, а серьёзная...»
Тимофей не знал, что Нина заикалась. С малых лет выработалась у неё привычка: прежде чем сказать что-то, сосредоточиться, сперва мысленно произнести ответ и только потом уж - вслух. Тогда звуки не цеплялись, не застревали.
- Ваш дом - крайний в деревне. Так? - сказал Нине Тимофей. - Издалека виден.
Девочка кивнула.
- Поручение тебе, - Тимофей положил свою огромную руку ей на плечо. Нина была худенькой, и плечо утонуло у него в ладони. - Когда немцы в деревне- вывешивай бельишко на плетень. Ну, будто стирала. Полотенца там, наволочки... Понятно?
- Чего ж тут не понять?! Сигнал! Висит бельё: «Стой! Не входи! В деревне немцы!» Нет белья: «Пожалуйста, рады гостям!»
- Смотри, - строго сказал Тимофей. - Не подведи!
- Не подведу! - твёрдо пообещала Нина.
С тех пор, как только в деревне появлялись немцы, Нина хватала старенькую скатерть, совала её в бак с водой и вывешивала мокрую на плетень там, где он был обращён к лесу, к реке.
А потом Нина и совсем ушла к партизанам.
Нина, да Нина, проснись же...
Нина с трудом открыла глаза.
Перед нею стояла Катя, осторожно, но настойчиво трясла за плечо.
- Вставай. Часа три уже спишь. Батов зовёт.
Нина сразу вскочила. Батов - командир отряда. Значит, что-то важное... Быстро сполоснула лицо, пригладила волосы.
В командирской землянке было тихо. Батов сидел один у грубо сколоченного стола.
- Ну, дочка, рассказывай...
Нина проглотила комок в горле. У неё всегда слёзы подступали, когда Батов называл «дочкой».
Отец Нины недавно погиб на фронте. Он был артиллеристом.
Никогда уже отец не назовёт её дочкой.
Батов, как нарочно, очень похож на отца. Впервые придя в отряд, Нина даже удивилась. Нет, не таким представляла она себе боевого партизанского командира. Ни кожанки, ни револьвера на боку, ни папахи, ни патронных лент на груди. Обычная сатиновая косоворотка, даже не сапоги, а ботинки с калошами, и залысина надо лбом. Худощавое лицо, усталые глаза. Таким вот приходил отец с фабрики после смены.
...Нина подробно рассказала Батову, где она побывала за эти трое суток, что видела.
- Так, - Батов встал, сделал несколько шагов по тесной землянке. Внимательно, словно первый раз видел, оглядел Нину.
Волосы чёрные-чёрные, гладкие и блестят, будто полированные. И сама смуглая, и глаза чёрные. Галка.
«Приметная, - покачал головой Батов. - Для разведчицы это ни к чему. Чем незаметнее, тем лучше. Может, кого другого послать? - подумал он. - Нет, смелая девчушка и толковая...»
- У меня к тебе дело, дочка, - сказал он.-Трудное дело...
Задание было и впрямь нелёгким. Батову стало известно, что неподалёку, в деревне Горы, расположился на отдых немецкий карательный отряд. Сильный отряд. Прислан, чтобы разгромить окрестных партизан.
- Понимаешь, Нина, - Батов в упор посмотрел девочке в глаза. - Необходимо точно узнать, где у них пулемёты, орудия, сколько солдат, в каких избах офицеры.
Нина кивнула.
- Вечером или ночью подобраться к Горам нетрудно, - задумчиво продолжал Батов. - Одна только беда: немного и увидишь-то в потёмках... А днём - днём рискованно...
Нина на секунду представила себе тёмную ночную деревню, редкие блики света на снегу, одинокие фигуры часовых. Нет, ночью толком ничего не выяснишь...
- Пойду утром, - сказала она. - Завтра утром...
Чуть свет Нина надела свою потрёпанную шубейку, крест-накрест повязала старенький платок, перекинула через плечо холщовую торбу и зашагала.
До Гор было километров пятнадцать. Нина шла и шла, настороженно посматривая по сторонам.
Утоптанная, побуревшая от колёс и полозьев просёлочная дорога тянулась вдоль заметённых сугробами полей. У моста Нина свернула, пошла еле приметной в снегу тропкой. Так короче. И встречных меньше...
Чего только не передумаешь, шагая по огромной, пустынной снежной равнине!..
Опять вспомнился отец. Вот они вдвоём на катке. Нина ещё совсем маленькая, коньки разъезжаются, она больно шлёпается...
- Не трусь, Нинок! - хохочет отец.
...Идёт и идёт Нина по заснеженной тропке. Узкая дорожка вильнула, ушла в лесок. И Нина зашагала меж молодых,покрытых снегом берёзок и осин, б
«Побегать бы тут на лыжах! По горушкам», - подумала Нина и засмеялась - таким нелепым показалось ей это внезапное желание.
До лыж ли теперь?! Нине даже трудно представить себе, что когда-то, всего года два назад, она любила с весёлым криком, с шутками бегать наперегонки с мальчишками по скользкой, будто навощённой лыжне. А кажется, это было так давно!.. И было ли это?..
Километров десять уже прошла Нина. Вскоре увидела: навстречу идут два немецких солдата.
Нина изо всех сил старалась не убыстрять и не замедлять шаги. «Главное - выдержка», - учил Батов.
Приблизилась к немцам, хотела пройти мимо, но один из солдат остановил её.
- Куда гейст ду, медхен?
Нина объяснила, как делала уже не раз: идёт к тётке. Назвала деревню неподалёку от Гор.
Говорить Нина старалась поменьше и медленно.
«А то ещё начну заикаться. Подумают - от страха...»
- Гуд. Ходи свой тётка.
Нина пошла дальше.
Вскоре показались Горы. Деревня стояла на холме, окружённая редким леском. Избы извилистой цепочкой сбегали вниз с холма до замёрзшей, заметённой снегом реки.
Когда до деревни было уже совсем близко, Нина притаилась в кустарнике. Стала наблюдать...
Вот возле одного дома, стоящего на самой вершине, - часовые. Сюда то и дело подходят офицеры с солдатами. Солдаты остаются на улице, офицеры входят, выходят, что-то приказывают солдатам.
Возле дома - автомашина и два мотоцикла.
«Пожалуй, штаб, - думает Нина. - И место фрицы выбрали удобное. С горки всё как на ладони...»
Неподалёку от штаба - какой-то большой сарай, возле него тоже часовой. И тоже суетятся люди. Но что в этом сарае - не понять.
Внизу возле реки немцев почти не видать. Домишки стоят тихие, без дымков, словно нежилые.
«Так, - подумала Нина, - значит, центр у них на холме...»
Она пряталась в кустарнике уже долго. Мороз всё настойчивей проникал сквозь ветхую шубейку.
«Обойду деревню, - подумала Нина, - посмотрю, что там. И согреюсь заодно. А то на одном месте - зазябну совсем...»
Крадучись, стала пробираться сквозь кустарник. Вдруг замерла. Послышался какой-то шорох, урчание. Что бы это? Нина настороженно прислушивалась.
Рядом вдруг вынырнул пёс. Чёрный, огромный, с налитыми кровью глазами. Язык его, мокрый, вывалился из пасти и свисал, как тряпка.
- Ой! - тихонько вскрикнула Нина.
Всегда она боялась собак. Боялась так, что при встрече с ними у неё всё мертвело внутри. И надо же - именно сейчас этот чудовищный пёс. Он не лаял, только рычал, и от этого было ещё страшней.
Так они и стояли: долго, неподвижно, девочка и пёс. Собаки чуют, когда их боятся. И этот пёс тоже, наверно, чувствовал, что девочка смертельно напугана.
«Ну, - в душе молила Нина. - Ну, пёсик, не стой же, иди себе гуляй...»
Но пёс не уходил и, казалось, готов так стоять вечно. Внутри у него по-прежнему урчало, словно там работал мотор.
Собрав всё своё мужество, Нина сделала шаг... Но пёс сразу так ощерился, лязгнул огромными жёлтыми клыками, что девочка тотчас остановилась.
И опять они долго стояли неподвижно.
«Ещё залает, - подумала Нина. - Выдаст...»
Решила: сосчитаю до пяти и пойду. Медленно стала считать. Но когда прошептала «пять», пёс вдруг так грозно фыркнул, что Нина замерла.
«Снова», - приказала она себе.
Досчитала до пяти и тут же, чтоб чего доброго не передумать, пошла. Сердце у неё колотилось часто и прерывисто. Но она шла. Пёс неслышно ступал за ней.
«Не оборачивайся, - велела себе Нина, - пусть он не воображает...»
А оглянуться так хотелось! Может быть, пёс приготовился прыгнуть? Укусить?.. Но она шла и шла.
«Вон у той берёзы, ладно, оглянусь», - решила она.
Дошла до берёзы, осторожно посмотрела через плечо. Нет! Пса нет! Она повернулась всем телом, всё ещё не веря. Неужели?!
Пёс исчез.
Нина повеселела. Быстро зашагала. Только сейчас почувствовала, как замёрзла. Тайком, где прячась в кустах, где перебегая от дерева к дереву, обошла вокруг Гор. Больше ничего важного не обнаружила.
«Маловато. Придётся зайти в саму деревню. Остановят? Ну и что? Побираюсь, и весь сказ. Зато всё-всё высмотрю».
Вышла на дорогу, не торопясь прошла мимо часового. Он поглядел на девочку, но ничего не сказал.
Медленно брела Нина по деревне. Краешком глаза всё замечала. Ого! Вот у штаба - миномёт. Она раньше не видела его.
А вот в этом доме под железной крышей, наверно, живут офицеры. Вон трое их вошло. Оттуда доносился вкусный запах, денщик у крыльца, закатав рукава, щиплет курицу, слышны звуки губной гармошки.
Чтобы задержаться тут, осмотреться, Нина постучалась в соседнюю избу, попросила хлебца. А сама всё глядела на дом с железной крышей.
Хозяйка, сердитая старуха, сунула ей картофелину.
И тут у Нины вдруг мелькнула хитрая мысль.
- Бабушка, - жалобно сказала Нина. - Пусти чуток погреться. Совсем зазябла...
- Ладно уж, - не слишком приветливо отозвалась старуха.
Нина шагнула в избу. Сразу обдало теплом и запахом щей. Постояла у печки, потом прошла к окошку.
Вот это - да! Наблюдательный пункт - другого такого не сыщешь. Слева через дорогу - штаб. Да, теперь Нина уже не сомневалась - это штаб. Вон вылез из машины и по-хозяйски неторопливо прошёл к дверям высокий костлявый офицер, часовой сразу вытянулся. Видимо, важная птица.
Вот на полном газу подлетел к крыльцу мотоциклист и, показав пакет часовому, чуть не бегом вскочил в дом.
А это что? Прямо напротив - тот большой сарай, который Нина видела из кустарника. И тоже часовой. К сараю подъехал грузовик. Солдаты что-то сгружают. Но что - Нине не разобрать.
- Чегой-то всё около оконца трёшься? - спросила, входя из сеней, старуха. - У печи-то теплей...
Пришлось отойти от окна. Но едва старуха вышла, девочка снова бросилась к своему НП. Солдаты всё ещё разгружали машину. «Ого! Да это снаряды! А вот и орудие - из-за угла сарая торчит короткий ствол».
«Так, - обрадовалась Нина. - Значит, тут вроде бы арсенал!»
Она продолжала внимательно оглядывать улицу. А это что? Под навесом, где раньше был колхозный гараж, стояли металлические бочки. И около них - тоже часовой.
«Горючее, - догадалась Нина. - Как хорошо, что я зашла в дом. А теперь быстрее обратно!»
Она поблагодарила сердитую старуху - та лишь рукой махнула - и, стараясь не спешить, зашагала вниз под гору. По дороге считала, сколько встречается солдат.
Остановили её лишь один раз. Снова соврала про тётку. Отпустили.
Дойдя до реки, Нина повернула на тропинку в лес. Деревня осталась позади. Теперь быстрее! Быстрее к Батову!
...Под вечер она уже была в партизанском отряде. Батов расспрашивал подробно, дотошно. Потирал подбородок и повторял:
- Умница, дочка!
Обо всём рассказала Нина, только о встрече с чёрным псом умолчала.
Ещё засмеёт Батов: разведчица, а собак боится!
...Ночью Нину разбудили. В темноте бесшумно собирался отряд. Шли пешком. Только двое саней - на них пулемёты.
Когда до Гор оставалось всего с километр, Батов подозвал двух своих помощников, коротко шёпотом повторил распоряжение. Отряд распался на три группы. Нине Батов велел быть возле него.
Леском подобрались к самой вершине холма. Залегли. Было тихо. Темно. Только на холме, в деревне, светились окна в одном доме.
- Штаб, - шепнула Нина.
Батов кивнул.
В тишине прошло ещё несколько минут.
«Чего он ждёт? - беспокоилась девочка. - А вдруг собаки залают?»
Батов по-прежнему недвижимо лежал на снегу. Возле с пулемётом приткнулся Степан. Г де-то рядом, невидимые в темноте, схоронились бойцы.
Вдруг раздался взрыв, и разом полыхнуло пламя. В ночи оно казалось особенно ярким. Высокие огневые языки метались по ветру, как огромный коптящий факел. Сразу стало светло.
«Бочки... Бензин....» -г- мелькнуло у Нины.
И тотчас грохнули разрывы гранат. Рядом с Ниной натужно залился пулемёт.
Что началось в деревне! Немцы, полуодетые, выскакивали из домов Суетясь, бежали куда-то и тотчас падали, сражённые пулемет* ым«* очередями.
Вспыхнул штаб. Вся вершина холма теперь была как на ладони. Нина видела - трое немцев бросились к миномёту. Но тотчас по ним полоснул пулемёт...
- Так, так! - возбуждённо шептала Нина. - Это вам за отца! За Ленинград!
-Лежи! - крикнул ей Батов и вскочил на ноги: - За мной!
Партизаны бросились к деревне...
Хотелось бы мне на этом кончить рассказ о славной разведчице, ленинградской пионерке Нине Куковеровой. Хотелось бы сказать, что сейчас Нина выросла, живёт в своём родном Ленинграде, работает.
Но нет! Не дожила Нина до победы. Много боевых дел совершила она. Но однажды ушла в разведку и не вернулась. Предатель выдал её врагам...
Нина Куковерова родилась 25 ноября 1927 года в городе Ленинграде.
Училась в 74-й школе Петроградского района (ныне 34-я школа-интернат).
В дни празднования 20-летия победы над фашистской Германией Нина Куковерова награждена посмертно орденом «Отечественной войны I степени».
Распознавание текста книги с изображений (OCR) - студия БК-МТГК.
